Коста Рика
Основное приветствие и прощание в Коста Рике – это “Pura vida”, что не означает “чистая жизнь”, как подсказывает интуиция и небольшой запас нахватанного в поездках испанского, а является скорее добрым пожеланием, приветствием, а также признанием того, что жизнь хороша. А страна Коста Рика и вправду хорошая. Всё в ней есть – и вулканы, и джунгли, и тёплый Тихий океан, и Карибское море, и зверей видимо-невидимо. Всё или почти всё это есть в соседних Сан-Сальвадоре, Никарагуа, Гондурасе и т.п. Всё есть, да вот почти нет туристов. После личного, можно сказать, интимного знакомства с преступностью в одной центрально-американской стране, могу засвидетельствовать, что туристы, кроме самых отчаянных, не любят, когда их грабят, не говоря уже об убиении или изнасиловании, а те, которые любят, могут найти это и в северо-американских городских джунглях, далеко ехать не надо. Костариканцы же, не в пример своим соседям, сумели создать стабильную страну с развитым средним классом, с великолепной экологией, хорошим социальным обеспечением, нормальную демократическую страну, входящую в список старейших демократий мира. Это – третий мир, но третий мир с весьма человеческим лицом. Соседняя Никарагуа, под предводительством вечного Даниэля Ортега, с Коста Рикой торгует, но как не позариться на безоружного соседа. Сейчас, пользуясь тем, что у Коста Рики нет армии, Никарагуа отхватила кусочек территории у Коста Рики. Любые другие латиноамериканские страны в такой ситуации бы уже воевали, но без армии не повоюешь, и Коста Рика ищет дипломатические пути и надеется на помощь международных организаций. Как говорят в таких случаях американцы: “Good luck!” Своего населения чуть более четырех миллионов, и уже почти миллион никарагуанцев, в основном нелегалов. В стране приличная система здравоохранения, почти поголовная грамотность. Английскому учат с первого класса, и результаты налицо. Первая статья бюджета – туризм, это вы угадали. А вот вторая – электроника, опережающая экспорт кофе, фруктов и прочие ожидаемые для стран третьего мира статьи доходов. Развита фармацевтическая индустрия. Короче, Коста Рика вызывает уважение, и уже хочется за неё воинственно болеть и негодовать по поводу негодяя Ортеги. Эту фотографию я назвала “Адам и Ева”, два человека на всем белом свете, мужчина и женщина в райском саду. Я сняла ее на термальных источниках Табакон, рядом с вулканом Ареналь, в месте и вправду напоминающем этот сад, каким я его себе представляю. А вот и сам вулкан Ареналь, не очень высокий, всего 1633 метра, но очень фотогеничный. Рая нет. Ареналь считался спящим 400 лет, а потом проснулся в 1968 году, залил лавой городок и убил 87 человек. Он дышит: днем видно, как из него валит дым, как катятся по склону огромные валуны, а ночью проблескивают ярко-красные потоки лавы. Рая нет. Воды термальных источниках Табакон вытекают из недр грозного Ареналя. Под дымящимся вулканом выстроен новый город, в котором живут оптимисты и беспечные туристы. Рая нет, но змеи есть, о чём напоминает эта кожа анаконды. Эти удивительные цветы в переводе с английского называются “фальшивыми райскими птичками”, false birds of paradise. А вот вам и настоящая “райская птичка”, непоседливая стригущая воздух крыльями колибри. Эти птички встречаются и у нас в Мичигане, но у нас точно не рай, а вот Коста Рика в лучших своих местах, по-моему, подходит близко. Основные впечатления и воспоминания, наверно, останутся в фотографиях, a главное, в памяти, потому что никакие фотографии не передают захватывающие повороты дороги, и восхитительные проносящиеся за окном машины пейзажи, и радость от чистого неба над Ареналем, который два дня показывался во всей красе, а ведь мог спрятаться в облаках, и моего восторга от того, что я смогла увидеть все четыре вида обитающих там обезьян, не только более многочисленного и игривого капуцина, но даже ревуна, даже смешную обезьяну-паука, даже маленькую беличью обезьяну, которую не сфотографируешь, но которая пронеслась над моей головой, оправдав девиз отеля: “всё ещё больше обезьян, чем людей”. Мир зверей был полон загадок. Как объяснить замечательное, совершенно озадачившее гида соседство на одном бревне крокодила и черепахи, которое длилось больше часа, а ведь крокодилы едят черепах. Наверно, они разговаривали о чём-то своём панцирно-пресноводном. Потом на наших глазах черепаха нырнула в воду, и крокодил последовал за ней. Драма продолжалась, но за закрытым занавесом. Ленивцы, оправдывая своё имя, спали на каждом дереве. Прозрачные лягушки демонстрировали свою систему кровообращения. Оленёнок вышел из кустов рядом с нами и медленно пошёл по своим оленьим делам, игнорируя восторженные повизгивания туристов и нацеленные на него фото-пушки. У маленького крокодильчика-кайманчика оказалось милое большеглазое лицо. Птица-змея долго заглатывала только что пойманную рыбу, и все на маленьком кораблике волновались, не подавится ли, а я чуть-чуть попереживала за рыбу, но не долго, потому что птица была очень хороша и фотогенична, и, вообще, птичку жалко. Мы гуляли в джунглях по земле и по навесным мостам, ближе к небу, ближе к птицам. Птиц распугивали истошным визгом проносящиеся над джунглями на невероятной скорости подвешенные к канатам туристки. Увидеть ничего не успеваешь, но зато какой экстаз....
Прочитайте большеВьетнам
В свой последний приезд я прилетела на восток в отличном настроении. Перед этим я долго и тяжело болела, болела по глупости, из-за того, что врач передозировал тривиальное лекарство. Я радовалась простым вещам: тому, что я опять могу ходить, есть, тому, что жизнь продолжается, и что мне не приходится бороться каждое утро с непреодолимым желанием спросить у мужа напрямую, не подсыпает ли он мне в кофе мышьяк. Восток для меня труден – я тяжело переношу длинные перелёты, всерьёз страдаю от жары, очень брезглива, не люблю толпы людей, не умею торговаться, плохо реагирую на грязь и запахи. Восток также для меня невероятно интересен, и я, как всегда, нашла тут нечто, чего нельзя найти в удобной и комфортабельной Европе, узнала много нового, и загоралась, уже не обращая внимания на кишмя кишащие микробы и всяческие прочие миазмы. Итак, Ханой. На сей раз мы жили в старом городе, и я бродила с семи утра по узким улочкам, пока кровь не начинала закипать от жары, потом шла в отель, а часа в три выходила ещё раз. Экзотики в старом городе хватает: узкие улочки, женщины в характерных вьетнамских шапках, несущие на своеобразных коромыслах свои товары – тропические фрукты, овощи, щётки, яйца, какие-то совершенно незнакомые мне предметы. Торговля идёт прямо на тротуаре. В изящных бамбуковых клетках чирикают птички. Один раз видела крысу, несколько раз маленьких ящериц. Много пагод, люди молятся Будде, предкам, старым баньяновым деревьям, приносят дары – фрукты, цветы, еду, а также бутылки воды и даже банки пива, как на этой фотографии. Здесь я снята в гостиной обычного ханойского дома. В доме живут 4 поколения – в углу снимка прабабушка, ребёнок на руках у бабушки, здесь же живут и родители ребёнка. Стариков, как и везде на востоке, почитают; старым родителям должно быть хорошо, это дело чести. В этом же доме наших друзей, образованного и интеллигентного вьетнамского профессора и его милой жены, есть святилище, посвящённое умершим предкам, которое нам с трепетом показали. Что ж, мне очень легко назвать гораздо более пагубные и скверные вещи, которым люди поклоняются. Рядом с пагодами существует Ханой современный, из другого века. У двух Ханоев одна общая черта – невероятный поток машин, велосипедов и главным образом мотоциклов. Когда-то боевым конём здесь был мотоцикл “Минск”, теперь это скорее Хонды и всякие другие японские и таиландские марки. На мотоциклах перевозят детей, крупных размеров мебель, иногда детей и мебель одновременно, деревья, всякие вообразимые и невообразимые предметы. Река мотоциклов непрерывна, течёт во всех направлениях, по ходу движения, против движения, и поперёк тоже. Выждать перерыва в потоке невозможно. Светофоры редки и не помогают. На улицах должны слева и справа валяться трупы пешеходов, да и водителей тоже, но этого не происходит. За все эти дни я дважды слышала очень громкий металлический стук – это сталкивались мотоциклы. Водители потирали ушибы, поднимали своих лихих коней с мостовой и неслись дальше. На второй день я уже вовсю насобачилась, перестала от ужаса закрывать глаза и шла, а иногда бежала к цели, надеясь на сноровку водителей и на то, что кривая вывезет. Достигнув тротуара, ещё нельзя было себя чувствовать в безопасности, т.к. иногда в это время какой-то мотоциклист решал именно на этом клочке земли припарковать свою конягу. При всём при том кривая вывозила, и по вечерам я пугала заработавшегося мужа своей прытью при переходе улицы. Почти все женщины и некоторые мужчины едут в масках, не для защиты от загрязненного воздуха, а для того, чтобы лицо от солнца не становилось слишком темным. В Ханое есть замечательный театр кукол на воде, уникальная форма вьетнамского искусства, зародившаяся чуть ли не тысячу лет назад. В те времена спектакли разыгрывались в озерах, на рисовых полях, теперь, конечно, в театрах, причем кукловоды стоят по пояс в воде. Должна сделать комплимент вьетнамским воришкам. У меня за всю мою жизнь украли 3 фотоаппарата: один отняли с ножом в Гватемале, а два спёрли именно в Ханое. В Камбодже есть поговорка, что если во Вьетнаме высунешь руку из самолёта, с неё снимут часы. Часы с меня не сняли, но на сей раз у меня вытащили в толпе фотоаппарат из футляра, причём рядом со мной со стороны фотоаппарата шёл Боря и теоретически его охранял. Я оплакала своего старого друга, спутника нескольких лет странствий, и полезла на Интернет узнавать, где можно и где нельзя покупать новую фотокамеру. Оказалось, что можно не всюду, т.к. всюду продают подделки, а не подделки только в некоторых магазинах. Там я и купила новый, надеюсь что японский фотоаппарат и запасную, сделанную во Вьетнаме батарейку, которая была копией японской, но по приходу домой в фотоаппарат просто не влезла. Так и не знаю, работала бы она или нет, а жаль. В магазинчиках продают сувениры и одежду, в том числе дизайнерскую. Тут тебе за пятак Гуччи, там за трюльник Версаче. Сделано, конечно, как...
Прочитайте большеКамбоджа
В Камбоджу в мае едут только сумасшедшие и мазохисты. Не знаю, к какому разряду относится мой муж, затащивший меня туда именно в мае, но я, безусловно, к первому, т.к. удовольствия от жары я уж точно не получала. Температура доходила до 39 градусов при высокой влажности, причём, в отличие от Ханоя, отсиживаться дома не получалось, а надо было влезать по крутым лестницам с обвалившимися ступенями на всякие храмы. Впрочем, должна признать, что храмы этого стоили. Ангкор – это сегодня самый большой храмовый комплекс в мире. Когда-то он был древней столицей Кхмерской империи, но с упадком империи разрушился, и его поглотили джунгли. Дома, построенные из дерева, разрушились, каменные храмы выжили. Ангкор Ват – это название самого большого храма. Центральная башня выше, чем кажется – 213 метров. Его имя известно всем, но в округе есть ещё по крайней мере три храма, заслуживающих не меньшего, а иногда и большего интереса. Кхмеры знали, где находится затерянный город; в 16 веке о нем упоминали португальские путешественники, но на западе о нем заговорили в 19 веке, когда французы начали осваивать Индокитай. Французский натуралист Анри Муо в своей книге сравнил Ангкор с египетскими пирамидами, с храмом Соломона. Это произвело впечатление, и Муо часто ошибочно называют первооткрывателем Ангкора. Что-то разрушено, что-то восстанавливается, что-то разграблено. Многое было разворовано в двадцатом веке. В разграблении проживших века сокровищ принял, в частности, активное участие интеллектуал и будущий министр культуры в правительстве де Голля Андре Мальро. Ангкорская (кхмерская) империя когда-то была огромной, занимавшей весь Таиланд, часть Бирмы, часть Вьетнама. Многие кхмеры это помнят, и своих нынешних соседей не любят. Наш весьма знающий и образованный гид в Ангкоре винил за все ужасы времён Пол Пота вьетнамцев, обвинял во всех смертных грехах таиландцев, и в России наверняка вступил бы в общество “Память”. Во всех наших странствиях я ни разу не видела такого сочетания индуизма и буддизма в архитектуре и мифологии. Шивы, Кришны и Гаруды мирно соседствуют с Буддами. Впрочем, кое-где, как на этом снимке, у Будд отрублены головы. Буддизм – хорошая мирная религия, и головы у индуистских богов твёрдо сидят на их индуистских плечах. Резьба по камню потрясающая, как, например, в замечательном храме Бантей Срей. Сцены из мифологии соседствуют со сценами из реальной жизни. Нигде нет откровенно сексуальных сцен, как, например, в Индии, всё пристойно и невероятно интересно. На этой фотографии один из моих самых любимых храмов Та-Прум, оставленный до недавнего времени на милость джунглей. Посмотрите на корни баньянов, опутывающие храм, как щупальца гигантского спрута. В 2009 его начали реставрировать, и вековые деревья спиливают. На этой фотографии буддистский храм Байон в крепости Ангкор-Тхом. Всмотритесь, видите гигантские лица? Вот они крупным планом. Словосочетание Ангкор-Тхом переводится “великая столица”, и этот город действительно был столицей Кхмерской Империи в последний период ее расцвета. А это уже храм Та Кео, посвященный Шиве. Страна очень дешёвая для нас и очень бедная, почти нищая для ее обитателей. Экономическая ситуация в стране по-прежнему отчаянная. Средняя семья имеет 6 детей и зарабатывает 10 долларов в день. Во Вьетнаме снимают два, а то и три урожая риса в год, здесь при том же климате один. Образование не обязательно, медицинское обслуживание минимальное даже в столице. Туризм начался всерьёз только с 1998 года, когда ситуация в стране полностью стабилизировалась, тропинки очистили от мин, построили отели, припрятали оружие. В стране есть малярия, тиф, японский энцефалит, всяческие тропические лихорадки. Каждый комар – личный враг туриста. В нашем прекрасном отеле я (опять же впервые в жизни) чудом не наступила на скорпиона босой ногой, как-то почуяла его рядом с ногой в полутёмной комнате. Но скорпион – это как бы экзотика, а маленький комар убивает сотни людей каждый год. В стране процветает коррупция. Всё продаётся, всё покупается. При нас был шумный случай. Загорелся дом. Пожарные прибыли вовремя и стали требовать денег. Пока торговались, дом сгорел. В автокатастрофы вдали от городов попадать не рекомендуется, скорой помощи можно и не дождаться. Существует серьёзная разница между двумя направлениями буддизма – Махаяма и Тхеравада. Махаяма буддизм ( его ещё называют “chopstick Buddism”) – более воинственная ветвь, Вьетнам, Япония и Китай завоёвывали соседей, стремились к доминированию. Страны, где едят вилочкой, оказались более спокойными, да и буддизм у них другой, Будда уже достиг нирваны, он один, и у него всегда только две руки. Я была в Таиланде и теперь в Камбодже, и могу засвидетельствовать, что люди там очень приятные, избегают конфронтаций, общаться с ними легко и приятно. Перед тем, как перейти к следующей теме, улыбнитесь – это жареные кузнечики. Я их не пробовала, не очень склонна к приключениям в кулинарной сфере. О Пном Пене мне трудно писать, наверное, вам будет трудно об этом читать. В Пном Пене есть свои красоты, особенно серебряная пагода и королевский дворец. К сожалению, самое сильное впечатление оставили тюрьмы, поля с могилами (“Killing fields”), знаменитая тюрьма С-21, где пытали...
Прочитайте большеБерлин
В Берлине я провела месяц летом 2009-го, знаю его хорошо, писала о нём. В эту поездку на Берлин пришлось четыре дня. В первый день нас встретил в аэропорту наш друг и Борин коллега, очень приятный человек, номер два в моей немецкой коллекции, немец с французским именем и фамилией. Фамилия не случайна – предки Рене были французские гугеноты, изгнанные из Франции и перебравшиеся, как и многие другие, в Пруссию и Бранденбург ещё в 17-ом веке. Рене гордится своим наследием, и не случайно привёз нас из аэропорта на пустынную в воскресное утро площадь Жандарменмаркт. Это одна из самых красивых площадей Берлина, с концертным залом, который обрамляют слева и справа Немецкий и Французский соборы. Заполненная туристами площадь, которую я запомнила в жаркий июльский день 3 года тому назад, очень отличалась от пустынной площади, которую я разглядывала прохладным утром, сидя в маленьком уличном кафе и попивая капуччино. Наверно, характер города невозможно понять, проносясь по нему лихим туристским галопам. По городам надо ходить медленно, в разное время дня и года, т.е., чтобы их понять, в них надо пожить. Когда Боря и Рене обсудили все математические проблемы, одолевавшие их в это прекрасное утро, мы поехали за город, но по пути остановились посмотреть на остатки Берлинской стены, где я пофотографировала очень интересные граффити. На обратном пути из Потсдама мы с моей спутницей проторчали три часа в пробке, на шоссе перевернулся огромный грузовой фургон. Пробка есть пробка, но на меня произвели впечатление вежливость и дисциплини- рованность водителей. Все уступали всем место, никто не гудел, никто не проявлял агрессивность. Воистину, немецкий национальный характер был и остаётся для меня...
Прочитайте большеАвстралия
Первый мой приезд в Австралию был в далеком 93-ом году. Были мы тогда еще лицами без гражданства (доброе советское правительство лишило нас гражданства в 1988 году, а американского, как многим моим корреспондентам известно, надо ждать 5 лет) и путешествовали с довольно необычными документами, которые по-английски назывались “Refugee Travel Document”, т.е. были заменителем паспорта для не имеющих паспортов беженцев. Подали мы на получение этих документов почти сразу после приезда, и первой дальней “заграницей” была для нас Канада, до которой нам теперь всего 40 минут езды. По всей видимости, мы были необычайно активными беженцами: во многих странах пограничники не были с этими документами знакомы, и эти книжечки по приземлении рассматривались, обнюхивались, чуть ли не пробовались на вкус. В Чили пограничники нас даже один раз задержали, т. к. наш испанский примерно соответствовал их английскому, и они не могли понять, а мы не могли им объяснить, почему чилийские визы проставлены в документе, который паспортом ни одной страны определенно не является. Чилийцы – люди доброжелательные, и примерно через час пограничники ворвались в тот отстойник, куда они нас поместили, с радостными воплями “No patria”, т.е. они поняли, что мы космополиты безродные, и это словосочетание стало одним из первых испанских выражений, которое я запомнила. До тюрьмы дело не дошло ни разу, и я честно могу писать “не привлекалась” и “под судом и следствием не находилась” во всех анкетах. У нас есть целый альбом фотографий из первой австралийской поездки, где я, как у нас часто бывает, осталась человеком за камерой, и только эта некачественная фотография, снятая плохоньким фотоаппаратом против солнца, подтверждает, что я там была. Поколебавшись, я решила поместить её в записки в исторических целях. Коротенькие по моде того времени шорты подтверждают, какой молодой я тогда себя чувствовала, а, значит, была. В смысле денежном тогда для американцев в Австралии были райские времена – наш доллар был вдвое дороже австралийского, и все ресторанчики казались недорогими, гостиницы и перелеты доступными. Это помогло нам, еще не научившимся тратить деньги с размахом, полетать и поездить по стране уже в первый приезд. Думаю, что с поправкой на инфляцию их цены не сильно менялись, но наш доллар стоит сейчас ниже австралийского, и первое ощущение от продуктовых магазинов, кафичек и ресторанчиков – всё безумно дорого, в два, а то и в три раза дороже, чем в наших родных супермаркетах и ресторанах. Жалуются на это не только американцы, но и местные владельцы туристских бизнесов, сувенирных магазинов – американцы перестали у них покупать, да и приезжают гораздо реже. Для меня выход был один – радоваться наличию в кармане пластиковой карты, и, забывая про цены, смотреть страну, а смотреть там есть на что. Я не сумела удержаться и все-таки поместила в эти записки фотографию здания, которое знают все, но Оперный театр в Сиднее и вправду заслужил свою славу. Театр необычен и хорош днем и ночью, изнутри и снаружи, в любом ракурсе. Интересно, что датский архитектор Йорн Утсон свой театр не достроил и покинул страну в 1966 году из-за конфликта с властями, поклявшись никогда в Австралию не возвращаться. Хотя формальное примирение состоялось в конце 90х, и в театре есть его музей, свой шедевр он так никогда и не увидел. За эти 18 лет Сидней очень похорошел. Центр в некоторых местах может дать фору Манхэттэну, ну а если прибавить к этому необыкновенной красоты бухту, океан, китов у порога, потрясающие горы в часе езды, то можно снять шляпу перед этим красавцем. Я решила, что надо поехать смотреть китов. Мы вышли в открытый бурный океан на маленьком суденышке. Кораблик бросало вверх и вниз. Киты там были, но я их не видела. В те редкие минуты, когда мне удавалось приоткрыть глаза, я видела перед собой пару ярко-зеленых китайцев (я никогда не представляла себе, что можно достичь такого цвета), и мне становилось еще хуже, так что фотографийкитов у меня нет. Эта фотография была снята в замечательном Ботаническом саду Сиднея, и на дереве висят не диковинные плоды, а летучие мыши, прозванные за похожие на лисьи уши и мордочки летучими лисичками, flying foxes. Там же я снимала этих доверчивых большеглазых птиц. Как хорошо, когда в большом городе живут звери и птицы. Вообще, жить в Австралии можно, и тот, у Визбора, Владик Коп, который “подался в городок Сидней, где океан, балет и выпивка с утра”, наверняка в этом городке прижился. А ведь первый флот, прибывший туда в конце 18-го века, был транспортом, вывозившим из Англии заключенных, или, как изящно выражается мой муж, Австралию заселяли зэки. Интересно, что на создание Австралии в том виде и форме, как мы ее знаем, повлияла американская война за независимость. Англия многие годы отправляла правонарушителей в свою североамериканскую заокеанскую колонию, а именно, в Джорджию. Когда Америка отделилась, новым местом высылки стала Австралия, и очень вовремя, потому что когда вскоре туда приплыл Лаперуз, право Англии на материк уже...
Прочитайте больше
Свежие комментарии