ПРАГА

ПРАГА

    Я очень люблю Прагу. Когда-то мой знакомый француз, изощренный и изысканный парижанин сказал, что Париж прекрасен, а Прага очаровательна. Я с ним не совсем согласна, в моих глазах Прага и прекрасна, и очаровательна в любое время дня и в любое время года. В августе по Европе лучше не путешествовать, толпы туристов летом затрудняют передвижение по узким улочкам старого города, но Праге к лицу и весенние цветы, и яркое ослепительное лето, и легкая грусть осени, и чистота только что выпавшего снега.     Я знаю, что это несколько неожиданно, но у меня есть очень личное чувство вины перед чехами. Оно родилось утром 21 августа 1968 года, когда я узнала, что Советский Союз в очередной раз “протянул руку помощи” братской стране, и танки четырёх стран Варшавского договора вошли в Прагу. Участие во вторжении кроме Советского Союза, приняли Польша, Болгария и Венгрия. Румыния и Албания отказались присоединиться, а немцев из ГДР не приглашали — слишком свежа еще была память о предыдущем немецком вторжении. Давайте я сразу оговорюсь — я не была диссиденткой, у меня никогда не хватало для этого пороха. В шестьдесят восьмом я была молоденькой студенткой без малейшего доступа к самиздату, и все что у меня было — это влияние моего тишайшего, но инакомыслящего отца, моего тогда уже покойного дедушки –мудреца и талмудиста, показавшего маленькой мне, что можно в самом нетерпимом обществе отличаться от всех, и при этом жить в мире с самим собой, да моего выросшего в независимой предвоенной Польше и тоже уже умершего к тому времени умницы дяди. От них я научилась если не шагать не в ногу, то хотя бы думать не в унисон. Обсуждать свои взгляды мне было особенно не с кем, и даже с моей ближайшей школьной подругой мы стали откровенно говорить о политике позже, когда обе уже были замужем. Большая группа друзей-единомышленников появилась у меня гораздо позже; в то время, если не считать моей семьи, мне удавалось говорить на эту тему только с моим будущим мужем, мы в вопросах политики были абсолютно солидарны.     Когда в университете начались занятия, в нашей группе, естественно, созвали собрание, посвящённое событиям в Чехословакии. На всякий случай, если кто-то из моих молодых читателей этого не знает, я упомяну здесь, что выступление против вторжения, против любой акции советского правительства означало автоматическое исключение из университета с волчьим билетом и почти гарантированную невозможность получить в будущем высшее образование. Меня потрясли выступления некоторых моих одногруппников, особенно одно, где до этого казавшаяся мне тихой девочка буквально кричала, что это наша земля, мы ее освобождали, и теперь имеем на неё полное право и не отдадим ее проклятым капиталистам. Я сидела с опущенными глазами и молчала, и за это мне тоже до сих пор стыдно перед моими чешскими друзьями. В своё оправдание могу только привести цитату из Юлия Кима: “На тыщу академиков и член-корреспондентов, На весь на образованный культурный легион Нашлась лишь эта горсточка больных интеллигентов, Вслух высказать, что думает здоровый миллион!” В этой датированной 1968 годом песне Ким пишет о единственной демонстрации протеста против вторжения в Чехословакию, когда на Красную площадь вышло семь человек, всего семь на всю Москву и на всю страну. Я знаю, что это оправдание не выдерживает никакой критики, потому что перед Богом и перед своей совестью мы всегда стоим голенькие, один на один. Хочу также напомнить всем тем, кто с праведным энтузиазмом осуждает Евтушенко за его непоследовательность, что он единственный из всех своих диссидирующих друзей послал в Президиум ЦК телеграмму, осуждающую это вторжение. Об этом пишет в своих воспоминаниях Василий Аксёнов, свидетель надежный и не слишком к Евтушенко пристрастный. Также, что ещё более важно, Евтушенко в 1968 написал стихи “Танки идут по Праге”. Я бы на это не решилась, и за это мне тоже стыдно.     В первую же ночь в Чехословакию вошли 2 000 танков и войска численностью в 200 000. Был захвачен аэропорт, дополнительные войска перебрасывали по воздуху. Это было массированное вторжение, и активное сопротивление было минимальным.     Пассивное сопротивление было наивным и трогательным — маленькие населенные пункты массово меняли названия на Дубчек и СвОбода, фамилии лидеров Пражской весны. На многих указателях писали “Москва”, как бы говоря русским войскам: “Уходите домой, мы вас не звали”. Какие-то войсковые части, по-моему польские, заблудились и нечаянно вернулись в Польшу.     Эти фотографии я снимала в Музее коммунизма в Праге. Некоторые из них я помнила, но они меня опять поразили, и на меня нахлынуло все то же удушающее чувство стыда, о котором я уже писала. Этот снимок вызвал у меня сильную, почти до слез жалость к советским мальчикам, чьи отцы входили в Прагу всего на 23 года раньше, входили действительно как освободители, и Прага их встречала цветами. Из Евтушенко: “Танки идут по солдатам, сидящим внутри этих танков”. Наверное, второе самое страшное зло, которое...

Прочитайте больше

Copyright© maratravelblog.com