Япония
Вскоре после приезда в Америку мой непоседливый муж впервые летел в Японию на конференцию. Он летел, а у меня не было отпуска, и я очень горевала, потому что я, для которой Япония в то время звучала почти как Марс, считала, что так далеко из Америки дважды не летают, и мне ее уже никогда не увидеть. Оказалось, что я ошиблась, и что Боря готов туда лететь и дважды, и пять раз, что он и делал. Впрочем, моя очередь и вправду подошла только через 18 лет, и приехала я туда в декабре 2008 года не в лучшем состоянии. Я тогда вот уже четвертый месяц путешествовала по белому свету с выбитым диском в позвоночнике. Делала я это не из мазохизма, а потому что все было давно запланировано, а заболела я незадолго до отъезда. Те, кто когда-либо испытал проблемы с позвоночником, понимают, что странствовать в таком состоянии очень трудно. Незадолго до этого мы переместились из Европы на Тайвань. Я туда еле долетела, на Японию у меня не было сил, я брыкалась, как могла, но Боря меня туда потащил силком, и я до сих пор ему за это признательна, причем не только за красоты. Эта поездка познакомила меня с тем, каким может быть иглоукалывание у настоящего специалиста. До этого я испробовала этот метод на Тайване. Пробовать в этот момент я готова была все, включая крысиный яд. Крысиный яд мне, на счастье, никто не предложил, а иглоукалывание порекомендовал один старый знакомый, гостивший в то время на Тайване профессор из Европы. Над этим человеком, как оказалось, с 92-го года висит страшный диагноз – рассеянный склероз. Поскольку и тогда, и сейчас аутоиммунные болезни считаются, за малым исключением, неизлечимыми, и все лечение состоит в том, что процесс замедляют лекарствами, подавляющими иммунную систему, он в свое время отказался от всех традиционных лечений и лечится вот уже больше 20 лет только иглоукалыванием. Сейчас, много лет спустя, это заядлый путешественник, крепкий мужчина без малейших симптомов. Увидев мою интересную бледность и то, как я хожу, он взял меня с собой к своему тайваньскому врачу. Яд не яд, но иглоукалывание на Тайване тоже было маленькой радостью, а точнее, китайской пыткой – в меня глубоко втыкали иголки, приговаривая: “Глубокий вздох, будет не так больно”, а потом иголки подключали к току. Поскольку иглы втыкались прямо в самые болезненные места, ощущение было острое, а толку не было, мне становилось всё хуже. Этот опыт мог меня навсегда отвратить от экспериментов с восточной медициной, но, к счастью, муж заранее договорился со своим коллегой в Японии, который нашел для меня специалиста совсем другого калибра. В первый же день в Киото меня, настроенную чрезвычайно скептически, отвели к нему, и разница была ошеломляющей. Пришла я к врачу с двумя посланными добрым профессором японками, которые, вооруженные электронным словарем, должны были переводить и всячески мне помогать. Помогать им пришлось с порога. В Японии, входя в помещение, надо снимать обувь. В моем случае об этом не могло быть и речи, согнуться я не могла. Дамы к глубокому моему смущению сняли с меня обувь, помогли раздеться и, объяснив врачу, что “бедная Андалузия была ужасная страдалица”*, уложили меня на диван. Я напряглась, но тут началось колдовство. Врач что-то считал, мерил, иголки втыкал вдали от наболевших мест на глубину всего 1 мм, и все это было абсолютно безболезненно. Если уж такие страдания не помогли, решила я, то это уж точно трата времени. Уныло отлежав час, я осторожно поднялась со стерильной кушетки и вдруг поняла, что могу сама одеться, нагнуться и завязать шнурки. После первого же сеанса я смогла почти без болей ходить по Киото 3 часа, поражая этим саму себя. Мои ассистентки были так потрясены моим прогрессом, что среди полного здоровья записались на всякий случай к этому врачу на прием. К сожалению, в Киото у меня хватило времени только на 3 сеанса, и через несколько недель боль вернулась, но я приехала домой с твердой верой в то, что, если найти по-настоящему хорошего специалиста, этот человек может реально помочь. Теперь я этим и спасаюсь, отыскав в своем городе специалистов по иглоукалыванию в седьмом и восьмом поколении, мать и сына, отец и дед которых лечил самого Мао Цзедуна. Вот уж никогда не ожидала, что я буду иметь пусть и очень опосредованную, но все-таки связь с Председателем Мао. Почти покончив с восточной медициной (почти, потому что я надеюсь вернуться к ней, описывая Корею), я, наконец-то, перехожу к туристическим впечатлениям, перемешивая воспоминания пятилетней давности со свежими впечатлениями последнего визита, а декабрьские снимки 2008-го года с весенними фотографиями 2013-го. Парки и храмы Киото – одно из самых сильных японских впечатлений. Сезон был не лучший, в декабре ничего не цвело, но во всём есть своя красота, и в этом времени была лёгкая грусть, которая видна в фотографиях. Город Киото одиннадцать веков был имперской столицей, и хотя на его...
Прочитайте большеВена
Вена – это город, в котором начиналась вторая половина моей жизни. Некоторые мои читатели прошли через неё в разные годы и в разных направлениях и, наверное, многие воспоминания и ощущения, даже если мы их не обсуждали, у нас общие. Я никогда не забуду странный коктейль эмоций, серьёзных и совсем мелких: радость от того, что мы в “свободном мире”; растерянность; ещё почти непросохшие слёзы от прощаний на перроне Минского вокзала; надежда; невероятно чистые и блестящие витрины; неловкость от того, как плохо я смотрюсь в своём советском нарядном рядом с элегантными венскими дамами; и смешные наблюдения, например, как похожи многие венцы на своих собак. Ещё вчера был Брест, и последний взмах руки нашим последним провожающим (дорогие, я помню всё: и наши разговоры, и то как я, ничего не соображая, заполняла какую-то анкету, и друзья диктовали мне мою фамилию чуть ли не по буквам; и как они выносили горшок младшей дочки, нарушив при этом границу, а потом предложили этот горшок таможенникам, которые от него в ужасе отказались, и мы потом шутили, что могли вывезти целый горшок бриллиантов; и как в поисках несуществующих сокровищ гоняли игрушечного медведя туда-сюда, туда-сюда). Ещё я помню ощущение полной зависимости от воли любого ничтожества в мундире и свою вечную боязнь, что вот сейчас меня унизят, oскорбят, а я не сумею защитить то незаметное, никому, кроме меня, не нужное, но для меня невероятно важное — моё, извините за громкую фразу, человеческое достоинство. И тут же, на смешной ноте, политическая демонстрация нашей маленькой дочки, которой ещё не было трёх лет: мы ещё не в вагоне, но уже за чертой, в каком-то загоне, мы и группа таких же как мы “граждан отъезжающих”, и вдруг она громогласно заявляет: “Я не хочу уезжать”, и все изменники родины разражаются нервным, почти истерическим смехом. Мы, как и все уезжающие в те годы, были очень ограничены в средствах: $100 на человека, $600 на шестерых, да и наша команда (двое детей, двое родителей) накладывала на нас огромную ответственность. Люди, которые уезжали молодыми и ничем не обременёнными, наверное, даже не понимают, каким грузом эта ответственность лежала на моих плечах. Эмигрантам, по, как оказалось, вполне оправданным слухам, приходилось туговато в Италии, и большинство людей везли вещи на продажу. Я не буду касаться странного ассортимента вещей, которые входили в этот список, от заводных игрушек до фотоаппаратов, от льняного постельного белья до, в нашем случае, прекрасных прибалтийских гравюр, которые я припрятала от мужа, сообразив вовремя, что у нас ещё будет другая, американская жизнь, и которые теперь украшают стены нашего дома. На нашу беду в письмах из Вены и Рима люди писали, что хорошо продаются кубинские сигары. О, эти письма, которые не читались, а изучались, и советам в которых следовало подчиняться, как законам природы. На свою беду, мы в Москве наткнулись именно на сигары и купили 10 пачек “Ромео и Джульетта”. Должна сказать, что если бы нам, не дай Бог, пришлось зарабатывать на жизнь торговлей, то даже Боря (мой муж) бы в этом не преуспел, а я бы уж точно жила под мостом. Поэтому в первый же день, прогуливаясь по Вене, мы, заметив, что в магазинах эти сигары стоят очень дорого, выработали гениальный план. Мы (точнее, Боря) стали заходить в табачные киоски и предлагать им сигары задёшево, лишь бы быстро от них избавиться (Боря) и сохранить всё то же, вы угадали, человеческое достоинство (это уже я). Я, кстати, его так яростно сохраняла, что ни разу не была в Риме на знаменитом рынке Американа, где все эмигранты продавали свои вещички, и ни разу не проехала зайцем в транспорте ни в Вене, ни в Италии, хотя нам все объясняли в Италии, что контролёр просто со словами “Руссо идиотто” высаживает зайцев из транспорта, ничего страшного. Я отказывалась приобретать этот почётный титул, предлагала всем ехать за деньги, на что Боря наложил вето, и билет, пробивающий брешь в нашем бюджете, брали мне одной. Я испытывала чувство вины, но не сдавалась, мне это давало ощущение какой-то нормальности и подтверждало моё чёткое понимание того, что не всё дозволено. Но я отвлеклась. В табачных киосках нас вежливо благодарили, но от сигар отказывались. Никто не сказал нам, глупым простофилям, что на продажу табачных изделий существует государственная монополия, и что мы нарушаем закон. Контрабандисты, т.е. мы, не сдавались, и наконец-то нашли добрую сочувствующую душу. Душа была мужского рода и сказала, точнее сказал Боре придти к нему на следующее утро с сигарами. Меня добрый человек не видел. На следующее утро мы пришли в назначенное время с сумкой сигар к табачному магазину, и тут на меня нахлынуло одно из моих знаменитых в узком кругу моей семьи предчувствий, которые я не могу объяснить, но к которым всегда стоит прислушиваться. Я попросила Борю оставить сумку мне и зайти внутрь с одной пачкой. Боря на меня посмотрел, как на тихо помешанную, но послушался. Дальше...
Прочитайте большеКитай
I Первый визит в Китай Мой первый приезд в Китай был в далеком 1998 году. Китай стал моей первой “экзотической” страной, если не считать увиденных в молодости тоже очень экзотических республик Средней Азии. С тех пор в меня запало желание знакомиться с таким “другим” миром восточных стран, и я старательно пополняю свой теперь уже не всегда легко дающийся мне список. Я в этих заметках буду в основном писать о новых впечатлениях, но не могу не отметить оставшиеся в памяти с 98 года поразительные пейзажи и храмы Ханчжоу, и замечательный музей в Шанхае, и Великую Китайскую стену, и город знаменитых садов Сучжоу. Я не буду возвращаться к Ханчжоу и Сучжоу, которые китайцы считают раем на земле, не буду писать о Шанхае, все это было слишком давно, но все эти города безусловно заслуживают потраченного на них времени. В Пекине мы в тот раз проводили время не совсем обычно – Борин тогдашний аспирант, который давно уже стал профессором, тогда тоже был в Китае по причине своей женитьбы. Простившись с молодой женой, он решил провести часть медового месяца со своим наставником. Дальнейшую судьбу его брака угадать нетрудно – через несколько лет его жена ушла к другому аспиранту, который, я надеюсь, провел медовый месяц именно с ней. Молодожен был с нами с утра до позднего вечера, перед каждым заходом в туалет выдавал смущенному профессору качественную туалетную бумагу, возил нас по Пекину и служил нам гидом, переводчиком и охранником одновременно. Боря коллекционирует мавзолеи и очень гордится тем, что он, в отличие от меня, “в гробу видел” двух генсеков, Сталина и Дмитрова. Ленина я тоже видела в далеком и глупом детстве, а также мы вместе посетили хорошо сохранившегося Хо Ши Мина. В мавзолей Ататюрка нас в Турции не пустили, но Боря его в свой золотой фонд все равно занес. Естественно, мы не могли пропустить мавзолей Мао Цзе-Дуна. Поскольку я стараюсь писать главным образом о нестандартных впечатлениях, упомяну здесь поразившее меня тогда зрелище – в мавзолее некоторые входящие становились на колени и молились гробу Председателя Мао. В Ханчжоу нас опекали, возили и кормили, и по-настоящему одни мы остались только в Сучжоу, в котором тогда по-английски никто не говорил, за исключением единственной фразы, которую мы долго не могли разобрать, и которую выкрикивал каждый зазывающий нас в свою лавочку торговец. Фраза звучала примерно как “Жяст люкин”, и я не сразу догадалась, что это китайская версия распространенного английского выражения “Just looking”, что в переводе на русский означает “Я просто смотрю”. Это выражение широко используется покупателями, которые хотят, чтобы к ним не приставали, а дали спокойно посмотреть, что именно в этом магазине продается. Именно эта фраза стала боевым кличем предприимчивых антерпренеров. По нашей просьбе один из местных профессоров снабдил нас карточками, на которых с одной стороны изящными иероглифами были написаны китайские названия достопримечательностей и нашей гостиницы, а на обороте их английские эквиваленты, и мы показывали китайскую сторону разных карточек таксистам. Я довольно быстро разобралась в несложной географии города и хорошо понимала, что нас в меру фантазии очередного таксиста возят то по кругу, то по спирали, но объясниться мы все равно не могли и просто молча съедали дополнительные расходы. В первый же день мы поняли, что совершили серьезную ошибку, когда не обзавелись карточками для самых насущных потребностей. Выразительное символическое умывание рук в ресторане приводило к тому, что нам с вежливой улыбкой и поклонами подавали влажное полотенце. Борины предложения о том, как еще можно узнать местонахождения женских и мужских туалетов я решительно отвергла из-за их непристойности, и мы пустились в поиски каких-нибудь знакомых западных заведений общепита. Идея оказалась гениальной – мы разыскали в центре города очень популярный в Китае ресторанчик “Kentucky Fried Chicken” и с тех пор регулярно использовали его не по назначению. С едой были свои сложности. Мы оба не едим свинину, поэтому метод “пальцем в меню” не работал даже для Бори, всегда готового есть любые странные части тела любых других животных. С рыбой вопрос разрешился легко – у Бори была с собой майка с нарисованной на ней довольно абстрактной индейской рыбой. Китайцы в абстракции разобрались без проблем, но на третий день рыба потеряла свою привлекательность. Не обремененный комплексами Боря стал в ресторане хлопать крыльями и громко кукарекать, что вызывало истерический хохот у всех присутствующих, от посетителей до официантов, но привело к желаемым результатам. Дарю идею: мычите и показывайте рожки, кукарекайте и хрюкайте на здоровье, и никакой языковый барьер в ресторанах вам не будет страшен. Молчать как рыба не советую, вас могут не понять. Вооруженные таким богатым опытом, мы вернулись в Китай в конце марта 2013 года. После длинного перелета Шарлотт-Детройт-Пекин-Ичан мы прибыли к нашему первому месту назначения. Мучительнее перелета была разница во времени – 12 часов, хуже не бывает. Много дней после этого ночью хотелось гулять и смотреть красоты, зато днем одолевала омерзительная сонливость, переходящая в...
Прочитайте большеМинск и Москва
Поездка в Минск и в Москву разделилась для меня на две чёткие части: сентиментальную и ностальгическую в Минске; культурную программу вперемешку с комическими и грустными наблюдениями в Москве. I Минск Я прожила в Минске почти сорок лет, первых лет, молодых лет, счастливых и не очень, радостных и грустных, у меня с каждой улицей в центре связаны воспоминания, в которых всё перемешано – и радость, и грусть, и нежность, и обида, и вина, и ошибки, и успехи, и всё, всё, что я старательно забывала многие годы, и что вдруг нахлынуло на меня почему-то именно в эту, уже не первую после отъезда поездку неожиданной густой волной воспоминаний. Минск, в котором прожили бòльшую часть своей жизни мои родители и, кто знает, возможно и я, вошёл в их жизнь почти случайно. Мой отец, отвоевав, после войны поступил в аспирантуру Московского финансово-экономического института. В Минск же был распределен по окончании ВГИКа мой дядя Женя, Евгений Ганкин, единственный брат моего отца, переживший войну. Он же и заманил моих родителей в этот город, ставший позднее местом моего рождения. Дядя был кинохудожником, и в моем фотоальбоме много его фотографий с разными знаменитостями: с актерами, с писателями. Думаю, что это редкая фотография Высоцкого с Мариной Влади; последний справа мой симпатичный и талантливый дядя. Вообще, у меня были интересные дядья. Если хватит жизни, о них надо бы когда-нибудь написать. На этой тихой улице в самом центре города прошли мои школьные годы. Вот они, мои окна, на последнем этаже слева от трубы, седьмое, восьмое и девятое слева; седьмое, восьмое и девятое справа. В хорошую погоду я любила лежать на подоконнике, смотреть вниз на реку, на беседку, и мечтать, как полагается девочкам в 16 лет, о великой любви и о необыкновенной жизни, которая меня ждет. На этом подоконнике я придумывала наивные стихи, которые меня приглашали читать по телевидению, и которые я потом сама же безжалостно уничтожила вместе с письмами от поклонников моего творчества, большая часть которых заканчивалась однообразно: “Жду ответа, как соловей лета”. Насчет соловья не уверена, но поклонники ответов не дождались, такими письмами меня было не пронять. Однажды то ли от высоты, то ли от вдохновения, то ли от мечтаний у меня закружилась голова, и я свалилась, правда, к счастью, не за окно, а внутрь комнаты, на пол. С тех пор у меня появилась боязнь высоты, которую я уже много лет старательно и не всегда успешно преодолеваю, чему очень способствует Боря, старательно подталкивающий меня к краю каждого встреченного нами обрыва. Кусочек истории – моей соседкой по подъезду была Герой Советского Союза Елена Мазаник, взорвавшая партизанской миной ( по официальной версии) генерального комиссара Белоруссии Вильгельма Кубе. В этот дом мы переехали из барака, когда я окончила первый класс. В этот доме я умирала. Мне было десять лет, я все понимала; в редкие промежутки, когда я приходила в себя, я слышала, как рыдала мама. Болезнь длилась долго. Потом мне рассказали, что в самую тяжелую ночь врач из скорой помощи отказалась что-либо делать со мной, заявив: “Я не буду ее колоть: нечего ее мучить, попрощайтесь, и дайте ей спокойно уйти”. Я выплывала из темноты на короткое время, погружалась во тьму опять, понимала, почему все плачут, но точно знала, что я не умру. Не знаю, что меня спасло: то ли соседка-врач, просидевшая ночь у моей постели и вводившая мне камфару каждый раз, когда слабело сердце, то ли невероятно дефицитный в то время гаммоглобулин, который семья каким-то чудом добыла в лечкомиссии, то ли эта детская вера в бессмертие, а скорее всего, просто обязательно должны были родиться мои девочки, а потом их девочки и мальчики. Во дворе этого дома была моя замечательная математическая орденоносная школа. Годы проведенные в ней я вспоминаю с нежностью, и с нежностью встречаюсь с моими одноклассниками, разбросанными по всему миру. В этот приезд первой поездкой, прямо с вокзала, была поездка на кладбище, к моим родителям и дяде Жене. На этой фотографии моя быстрая, боевая, острая на язык мама и мой интеллигентный, мягкий, деликатный, бесконечно добрый отец. Такая расстановка сил в моей семье сделала из меня на всю жизнь члена “лиги защиты мужчин”, а не держащую все ниточки в руках стереотипную еврейскую жену. Я подходила к своей школе, заходила в университет, встречалась с родными, которых там уже почти не осталось, провела два дня с одноклассниками, встречалась с однокурсниками, была в доме старого товарища, познакомилась поближе с новым интересным человеком, получила неожиданно много тепла в одном месте, зато недополучила там, где его ждала; т.е. всё было не так, как я просчитала, да и можно ли что-то просчитать в этом странном спектакле, который называется жизнь. Минск очень похорошел. Чистые улицы, много цветов, новые симпатичные бронзовые фигурки, новые памятники. На бывшем еврейском кладбище в Минске, которое ещё в моём детстве было превращёно в тривиальный сквер и которое я немножко...
Прочитайте большеКарибское Море, Чертов Остров, Амазонка, часть 2
III Амазонка От Чертова острова до Амазонки мы плыли два дня. Это были хорошие дни. После плавания в Антарктику я как-то вдруг и навсегда полюбила дни в море, их неспешный покой. С тех пор я всегда готова прямо по Щербакову: “Из ниоткуда в никуда, из неоттуда в нетуда, куда-нибудь, лишь бы плыть, лишь бы плыть!..” И мы плыли. Мне нравится в полном одиночестве стоять на самой верхей палубе и смотреть, если повезет, на полную луну. Мне нравится сидеть с книгой на балконе, и не столько читать, сколько смотреть на океан. Этот закат и последующую лунную дорожку я снимала на Амазонке, но могла бы снять и в открытом океане, просто тогда не было бы в кадре далекого берега. Мне нравится на корабле наматывать километры по кругу. Я вообще люблю ходить, но на корабле ходьба из удовольствия становится еще и необходимостью. Не так просто уберечь на корабле свою талию или то, что от нее еще осталось. О, соблазны, о, шоколадный мусс. Основная опасность на кораблях заключается обычно не в кораблекрушениях, лихорадках, вирусах и маляриях, а в слишком вкусной и обильной еде. В дни в море, помимо лекций о портах прибытия, большой человек из НАСА и бывший директор Космического центра Кеннеди читал лекции об освоении космоса. Почему о космосе не знаю, но это было интересно. На второй день мы пересекли экватор. В самолете этот момент проходит незаметно, а на кораблях это всегда торжественное действо. По старой морской традиции, пред нами предстал сам Нептун со своим антуражем и вершил свой строгий суд. Пассажиров, впервые пересекавших экватор, сбрасывали в воду, но не за борт, а в бассейн, а также обмазывали и посыпали всякой дрянью. Испугались? Не стоит, на это дело набирали добровольцев. Остальные пассажиры, и я в том числе, старались запечатлеть исторический момент. К вечеру в каюту доставили сертификаты о пересечении экватора, которыми теперь можно гордо размахивать перед детьми и, главное, перед внуками. Проявив незаурядное терпение, я сфотографировала момент пересечения экватора с экрана телевизора, где на одном из каналов все время давали информацию в режиме реального времени. Вот она, нулевая широта. Я не хочу превращать эти записки в урок географии, поэтому писать буду только о том, что сама видела и прочувствовала, и что могу проиллюстрировать своими фотографиями. В Амазонку, самую длинную и самую полноводную реку мира, мы вплывали со стороны устья, там, где она впадает в Атлантический океан. Первым признаком приближения к ней было изменение цвета воды. Из привычной сине-зеленой вода вдруг стала мутно-коричневатой, такой, какую вы увидите на фотографиях. Я заметила это очень задолго до назначенного прибытия к устью Амазонки, и не могла понять, что случилось с моим красавцем океаном. Только потом я узнала, что Амазонка несет в океан такое количество воды, что цвет океана меняется на протяжении 320 километров. Бразильские пограничники относятся к делу серьезно. Мы долго стояли на якоре, пока они обнюхивали каждый паспорт и проверяли, все ли на борту привиты от желтой лихорадки. Уже в это время жизнь на борту стала интересной и разнообразной. Нас стали посещать разные безпаспортные гости, например, это большое усатое шестиногое насекомое, похожее на гигантского кузнечика, ползущее на моей фотографии прямо по линии горизонта. Были и более красочные и симпатичные посетители, например, вот такая сидящая на мокрых после дождя перилах красавица, к которой я кралась с фотоаппаратом, как тать в ночи. Первой настоящей остановкой в Бразилии был город Сантарем. Не удивляйтесь, но о городах я буду писать мало – я ехала на Амазонку за природой, за флорой и фауной. В Сантареме началось наше первое настоящее знакомство с Амазонкой. Первая речная экскурсия повезла нас сначала посмотреть на интересный феномен, то, что местные называют “встречей вод”. Мы доплыли до места слияния реки Тапажос и Амазонки. У Тапажос вода сине-зеленая, у Амазонки везде коричневатая, мутная, и так две реки на протяжении километров текут рядом, не смешиваясь. Бразильцы шутят, что на Амазонке всего два сезона: “жаркий и дождливый” – с декабря по май, и “жаркий и влажный” – весь остаток года. Мы прибыли туда почти в начале сезона дождей. Все дома вдоль реки стоят на сваях, и к концу дождливого сезона вода может подняться очень высоко. Укрываясь от наводнения, при высокой воде в дома иногда забираются звери и даже змеи. Рыбаки на маленьких лодочках всюду, во всех рукавах и притоках. Амазонка кормит, и не только людей. Рыбы много, и очень много хищных птиц. Вот красавец орел в полёте. А вот и стервятники в городе. Нам тоже предложили половить рыбку, на что я с азартом согласилась. Я уже писала о том, что мне интересны новые ощущения, как тут впервые в жизни не порыбачить. Новичкам везет: рыболовов было человек пятьдесят, но я оказалась в тройке удачливых и поймала небольшого сома, усатого и симпатичного. Меня и сомов вы уже видели, мы не экзотика, поэтому я решила...
Прочитайте больше
Свежие комментарии