Неаполь и его окрестности
Сначала небольшой экскурс в прошлое. В октябре 1988 года на нашем пути в Америку моя семья оказалась в Италии без денег, но с огромным избытком энтузиазма. Совершенно естественно, что люди, только что вырвавшиеся на свободу, будут питаться привезенными с собой консервами, экономить на самом необходимом, но последние копейки потратят на дешевые экскурсии, организованные хорошим русским бизнесменом по самым затребованным маршрутам Италии. Одна из таких экскурсий повезла нас и нашу старшую дочь в Неаполь, Сорренто, Помпеи. Эта экскурсия оказалась вполне под стать всей нашей тогдашней жизни, не экскурсия, а сплошной сюр. По какой-то причине автобус за нами приехал, а вот экскурсовод не явился. Естественно, группу энтузиастов такая мелочь остановить не могла, и мы отправились в путь с шофером, который знал маршрут, но не говорил ни по-английски, ни по-русски, с самозваным руководителем, заработавшим к концу дня нежную кличку “балда”, и с туристами, не знающими ни слова по-итальянски, кроме двух жизненно необходимых, но абсолютно бесполезных в дороге выражений: “affitasi appartamento (квартира сдается)?” и “quanto costa (сколько стоит)?”. У кого-то в автобусе случайно оказался с собой английский путеводитель, который никто прочесть не мог, и мой муж, полный веры в мои таланты, в полном смысле слова вытолкнул сопротивляющуюся меня на арену. Таким образом, я неожиданно оказалась гидом, научилась включать микрофон и перед прибытием в каждое место переводила всю информацию из путеводителя на русский. Меня очень любил весь автобус, мой ребенок мною гордился, но профессионалом я от этого не стала и итальянский не выучила. “Балда” весь день был в ударе. Он уплыл на кораблике на Капри один, с нашими билетами в кармане. Если вы считаете, что наша группа без билетов на Капри не пробилась, вы плохо помните психологию советского человека, впервые оказавшегося за границей. Когда водитель объявил в Сорренто, что будет ждать нас в назначенное время на парковке, “Балда” прочел записку, которую ему дал шофер, и решил, что он имел в виду парк. Его смутила относительная близость итальянских слов parcheggio и parco. Мы, разумно решившие ходить по Сорренто всем табором, долго искали парк, нашли его и стали ждать автобус там. Автобус все не приезжал, и, вытребовав записку у “балды”, мы стали искать уже парковку, нашли ее с огромным опозданием, и когда совершенно озверевший от нашего идиотизма шофер с огромным опозданием привез нас в Помпеи, там уже все оказалось закрытым. Вот тут и начался уже совсем настоящий сюр, потому что разве могут закрытые ворота остановить “руссо туристо” за границей. Однако, несмотря на героические усилия наших мужчин, убедительно беседующих с итальянским сторожем на чисто русском языке и всерьез подумывавших о том, чтобы в темноте перелезть через высокий забор, в Помпеи мы так и не прорвались, вернулись в Ладисполи сердитыми, но к чести владельца этой компании он через несколько дней повез нас туда еще раз и уже с настоящим гидом. Вот тогда-то экскурсовод показала нам в районе Рима плакат “Давай, Везувий!” и объяснила, что север Италии не уважает юг, юг не любит север, и все вместе дружно не выносят Рим. С тех пор я много раз была в Италии, думаю, что в сумме я прожила там заведомо больше года и сама убедилась в том, что Италия и по сей день является в каком-то смысле искусственным конгломератом, страной, где люди привязаны невероятно прочными семейными и культурными узами не к стране, а к месту своего рождения, где знакомый профессор-миланец, работая в чудесной Падуе, совсем рядом, в трех часах езды, чувствует себя там иностранцем, а другой профессор-миланец, нашедший работу только на юге страны, снимает на юге квартиру и летает раз в неделю к семье в Милан, и будет так летать многие годы, но никогда не перевезет семью туда, на юг, в изгнание. Я, больше привыкшая к северной и средней части Италии, каждый раз, попадая в Неаполь, в чем-то понимаю этих профессоров. Неаполь — это другой мир, мир шумный, грязный и абсолютно неорганизованный. Это не опасный город, но не надевайте туда свои Роллексы, вас от них, а также от других дорогих украшений очень профессионально освободят, вы даже и не заметите, как они растворятся в жарком южном воздухе, были — и нет. Когда вы покупаете билеты в метро, вас прежде всего учат остерегаться карманников. В Неаполе по-прежнему царствует Каморра, мафия Кампаньи, и о ней говорят через слово: “на эту улицу не ходи, там Каморра”, “этот проект финансирует Каморра”, и т.д. Каморра насчитывает сто независимых кланов, десять тысят “сотрудников”, а также несчетное море клиентов и друзей. Коррупция и непотизм, воровство и бюрократия не улучшают экономическое положения этого третьего по величине и четвертого по экономическому развитию города Италии. Неаполь — родина не только Каморры, но и пиццы. Классическими считаются два вида неаполитанской пиццы — пицца «Маринара» (с чесноком, но без сыра) и моя любимая пицца «Маргерита» с моцареллой и базиликом, однако меню в хорошей пиццерии перечислит видов так пятьдесят, с...
Прочитайте большеПрованс
Я хотела бы когда-нибудь написать подробно обо всех местах во Франции, где мне посчастливилось побывать и пожить, о розовой Тулузе и классическом Бордо, о маленьких Альби и Каркассоне, о Лионе и Дижоне, о блестящих Ницце и Каннах, о прекрасном Авиньоне и о полном истории Арле, об искренне понравившейся мне Нормандии и, конечно же, о моем Париже, потому что у каждого из побывавших там людей есть свой Париж. За многие годы Франция перестала быть для меня большим однородным пятном с Парижем в центре, а разбилась на городки, регионы, все с разными людьми, едой, пейзажем. Я поняла, что Париж — это не совсем Франция, также как Нью-Йорк — это не совсем Америка, или, по крайней мере, не вся Америка. По мере удаления от Парижа люди кажутся расслабленнее, добрее, теплее. Официанты по мере удаления от Парижа тоже меняются. В Италии с официантами хочется породниться, войти в их семью, выйти за них замуж. В Париже мне иногда хочется быстро убежать от них и спрятаться, настолько они бывают высокомерны в своём великолепном знании французского языка и французской кухни. Зато еду они подают замечательную, и за это им, конечно же, простятся все их грехи. Впрочем, со времени моего первого приезда во Францию лет так 27 тому назад официанты научились улыбаться иностранцам даже в Париже, и скромное “Бонжур, мсье” и “Мерси а ву, мадам” воспринимаются с каждым приездом все более благосклонно. Да, я надеюсь когда-нибудь написать о других городах и регионах Франции, однако моим основным открытием в этой стране был и остается не Париж, не Тулуза и не Нормандия, а именно Прованс. Я знаю, что со мной многие не согласятся, но ведь потому-то и интересно жить, что мы все такие разные. Для меня эта любовь началась в 2009 году, продолжилась и укрепилась в 2013, когда я прожила в Экс-ан-Провансе месяц, и, наконец, вернувшись в Экс в 2017, я поняла, что могла бы приезжать сюда еще и еще, что так же, как мое сердце в Италии отдано навеки даже не воспетой всеми Тоскане, а земле Венето, и даже не так Венеции, как скромной ее соседке Падуе, так во Франции мой дух будет обязательно забредать весной в Прованс. Сердцу не прикажешь кого и что любить. У этого региона своя богатая история, восходящая к доисторическим временам, к бронзовому веку, а затем к древнему Риму. На этой фотографии я сняла римский амфитеатр в Арле. Прованс стал подчиняться французской короне только в 1481 году, до этого здесь были свои правители. Один симпатичный молодой человек из Марселя сказал мне: “Я говорю на трех языках — французском, английском и провансаль”. Живо старое наречие, все улицы в старом Эксе имеют названия на двух языках. Веками стоят построенные из местного теплого сливочного камня-известняка дома и соборы, виноделы выращивают виноград и делают из него замечательные легкие вина, сыровары производят прекрасные сыры, у помидоров, абрикосов и вишен, выращенных на здешнем солнце, вкус помидоров, абрикосов и вишен, а не неких абстрактных, почти синтетических плодов. Время здесь чуть-чуть замедляет свой ход, разнеженное ярким солнцем Прованса. В Провансе мое сердце замирает от природы Люберона, от камней, полей, гор, цветущей лаванды, золотистых предзакатных деревушек и утёсов цвета охры. В свой первый приезд мы попали в Прованс в мистраль, и на горе в Авиньоне ветер вырывал из моих рук фотоаппарат, а по вечерам я отчаянно мёрзла, так как считала, что еду на юг Франции, и была одета соответственно. Зато именно мистраль вызывает ту невероятную прозрачность воздуха, за которую Прованс так любили художники, тот свет, при котором каждый листик на дереве живёт своей обособленной жизнью и даже облака кажутся сделанными на других небесах. В Люберон надо бы когда-нибудь вернуться, да так, чтобы не носиться по нему рысистым галопом, а взять машину и поездить по деревенькам, подумать, подышать, полежать под деревом, посмотреть в небо, и, главное, чтобы при этом ничего не болело и на сердце было покойно и светло, т.е., наверное, в другой жизни. Но я благодарна Богу за каждый приезд и за этот короткий взгляд. Весной в Провансе все цветет. Сладковатый запах мимозы, аромат совсем другой хвои, хвои кипарисов и зонтичных сосен, запах знакомого до боли розмарина — все это вносит четвёртое измерение, добавляя нечто, что нельзя сфотографировать, нельзя увезти с собой, а можно только засунуть в дальний уголок души и бережно там спрятать. По Люберону нас обычно возит пара, муж и жена, он – профессор, коллега моего мужа. Оказались они людьми доброты необыкновенной, возили, кормили, были заботливы и тактичны до невероятности. В случайном разговоре выяснилось, что его тетя, бабушка и дедушка прятали, переправляли в войну евреев, в том числе многих известных, например, Жака Адамара и Симону Вейль, а сестра дедушки получила от Израиля за это высокую награду. Семья эта из гугенотов, и они пронесли сочувствие к преследуемым через века. Мне это еще одно напоминание о том, что...
Прочитайте большеБонн и Ахен
1. Бонн В 2016 году я выпустила в свой фотоблог заметки о Германии. В них я пыталась обобщить свои впечатления от многочисленных приездов в Германию, от своего месячного проживания в Берлине в 2009 году, от разговоров с моими друзьями-немцами и с эмигрантами всех мастей из России. Эти заметки можно прочесть http://www.maratravelblog.com/blog/2016/06/30/германия/, и они представляют собою, безусловно, попытку более серьезного разговора, чем то, что я пишу сейчас. В 2017 году я оказалась в двух немецких городах, которые находятся немного в стороне от проторенных туристских тропок. Я иногда жду повторных возвращений в понравившиеся мне города, прежде чем о них писать, но мне вряд ли придется вернуться даже в более туристский Ахен и тем более в Бонн. Я вспомнила о том, как я дважды до этого была в Кельне, но так тогда и не написала об этом, а теперь эмоциональная сторона визита забылась, ушла, и подумала, что может быть стоит по свежим следам написать об этих двух городах земли Северный Рейн-Вестфалия, а вдруг кому-то это покажется интересным. Весь этот регион Германии после войны оказался в британской оккупационной зоне. Оккупационная администрация видела в будущем единую демилитаризованную Германию и противостояла требованиям Франции и Советского Союза об интернационализации промышленного Рурского бассейна. Для этого они объединили бывшую прусскую провинцию Вестфалию с северной частью Рейнской провинции и создали новую высокоразвитую промышленную административную единицу под названием Северный Рейн-Вестфалия. Когда-то герой раннего романа Эренбурга плакал от умиления немецкими железными дорогами. В мои прежние, до 2010 года, приезды в Германии я испытывала в каждую поездку нечто подобное. Поезда приходили секунда в секунду, туалеты были стерильными, на перроне была не только абсолютно точная информация о приходе поезда, но даже о том, где остановится тот или иной вагон. Где-то между 2009 и 2016 годами ситуация изменилась. Поезда часто запаздывают, и к концу этой поездки я была приятно поражена, если поезд вдруг приходил вовремя. Из аэропорта в Дюссельдорфе до Кельна в эту поездку мы еще как-то добрались, но между Кельном и Бонном в день нашего приезда поезда не ходили вообще, хотя вокзальный автомат с радостью продал нам на них билеты. Табло на двух соседних платформах в одну из поездок показывали идентичную информацию об одном и том же поезде, поди разберись, на какой из них она была правильной. Железнодорожники бастуют, туалеты по-восточному пачкаются и их не моют, и плакать хочется уже по совершенно другим причинам. Германия меняется с каждым моим приездом, и сейчас город Бонн мне показался на треть мусульманским, хотя, скорее всего, вновь прибывшие просто больше любят гулять. О происходящем я в этот приезд откровенно разговаривала со случайно встреченной, живущей в Германии 30 лет бывшей русской немкой, а также с несколькими весьма либеральными немецкими профессорами. Удивительно, но отношение к нынешней эмиграции у этих очень разных людей абсолютно одинаковое. Все жалуются на огромные льготы эмигрантам, позволяющие молодым работоспособным людям не искать работу и не учить язык, говорят о возросшей преступности, все не любят Меркель, но не верят в возможность того, что она не будет переизбрана. Мы все слышали о жутких событиях в Кельне во время празднования Нового 2016 года. А знаете ли вы, что в эту ночь по всей Германии сексуальные нападения были совершены на по меньшей мере 1200 женщин, и задействованы в них были по меньшей мере 2000 ублюдков, которые действовали в основном группами? 1200 – это много, это уже не одна женщина, но для ярых либералов главное, чтобы не-моя-дочь-жена-сестра. Однако, похоже, с момента, когда приток воинственно не желающих ассимилироваться эмигрантов достигает некоторой критической массы, ложный либерализм начинает потихоньку вытекать из самых милых и добродушных людей, как воздух из проколотого воздушного шарика, а на смену ему приходит запоздалое осознание опасности ситуации или, возможно, просто в людях включается свойственный всем нам инстинкт самосохранения. Я, безусловно, не единственная, кто выкрикивает: “Бойтесь загнанных в угол немцев”. Это не французы и не итальянцы, это другой народ, и даже в чрезвычайно либеральной Северной Рейн-Вестфалии на недавних выборах 7 процентов заняла партия, очень близкая к нео-нацистской. В Германии нео-нацизм запрещен, но лидеры этой партии умело балансируют на грани, и по закону к ним не подкопаешься. Мои знакомые немцы говорят, что антисемитизм был на многие годы действительно практически задушен в Германии, но вновь прибывшие привозят его в своих баулах, и он опять ползком-ползком начинает свое путешествие по стране. Я не Кассандра, предрекать будущее я не умею и не хочу, но демография – наука упрямая, а в Германии рождаемость в 2015 году поднялась до самого высокого за 33 года уровня, причем исключительно за счет эмигрантов. Дальше думайте и вычисляйте сами. Ну ладно, мы с вами не политики, а путешественники, поэтому давайте вернемся к разговору на более веселые темы, например, давайте поговорим о Бонне. Думаю, в нем было чуть больше огня во времена его пребывания столицей ФРГ, с 3 ноября 1949 до 3 октября 1990 года. Сейчас...
Прочитайте большеГермания
Мои личные отношения с Германией довольно долго складывались очень непросто. Первый раз в эту страну я даже не приехала, а заехала совершенно случайно. Было это давным-давно, лет двадцать пять тому назад. Это была одна из первых моих поездок в Европу, навигаторы и интернет тогда еще не существовали, и мы с мужем, вооружившись картами, переезжали на машине из Праги в Вену. Карты предлагали нам скосить угол и проехать через Германию, но я от этого отказалась наотрез. Рожденная после войны, я выросла на рассказах родителей о фашистских зверствах. Мою бабушку сожгли живьем вместе с другими близкими родственниками моего отца, мои дядья погибли на фронте, их семьи, включая моих маленьких двоюродных братьев, погибли в гетто. Все это впиталось, вросло в мое сознание, и в Германию ехать мне было почти страшно. Не знаю, что именно произошло, то ли мой муж заблудился, то ли решил мои возражения проигнорировать, но мы туда все-таки заехали. Прекрасно осознавая, что война закончилась много лет тому назад, абсолютно не склонная к истерике я, обнаружив где нахожусь, тем не менее в первый и на сегодняшний день в последний раз в жизни испытала что-то вроде мягкого приступа паники – мне было физически нехорошо, и я мечтала поскорее оттуда выбраться. Я с юности люблю стариков, люблю на них смотреть, а в Германии я при виде каждого мужчины старше шестидесяти начинала гадать, а что же он делал во время войны, сжигал ли он людей живьем и испытывает ли сегодня хоть какое-то чувство раскаяния. Как оказалось, какие-то основания для этого у меня были. Например, у одного хорошего знакомого отец был фанатичным нацистом и штурмовиком Гитлера. Он дожил до глубокой старости и до конца жизни считал, что все было сделано правильно, что русские – недочеловеки, а евреи исключительно сами во всем виноваты, и их просто необходимо было истребить. С тех пор прошло немало времени. Я начала регулярно бывать в Германии, с каждым разом все больше привыкая к звуку немецкой речи вокруг меня. Я встречалась с отвратительными проявлениями ксенофобии в Австрии, о чем писала в своих заметках о Вене, но в Германии ничего подобного не испытывала никогда. В июле 2009 я приехала в Берлин с мужем на месяц, и это дало мне возможность хорошо поездить по стране, немало увидеть и прочувствовать. Первая глава этих заметок во многом базируется на моих письмах той поры, и я сознательно сохраняю свой голос того времени, даже если я сейчас не во всем с собой тогдашней согласна. С тех прошло всего семь лет, но за это время изменились и Германия, и мое отношение к ней. Об этом я пишу во второй главе. Интересно, что описывая настоящее, я семь лет тому назад постоянно думала о прошлом. Вот что я тогда писала. Год 2009 “В Германии меня постоянно обуревают очень сложные чувства. Люди здесь ведут себя очень приятно. Царят порядок и дисциплина. Невозможно даже представить, чтобы тебе, как в моей любимой Италии, забыли оформить рабочую визу или не заплатили вовремя зарплату. Всё делается чётко, вовремя и строго по правилам. Еда – обильная, официанты – приветливые. Когда я стою на углу с картой и пытаюсь сориентироваться, ко мне подходят немцы и предлагают помочь. Коллеги мужа по всей стране приглашают нас к себе домой, водят в рестораны, откармливают до ожирения, развлекают до посинения. Дома чистейшие, садики такие ухоженные, что я со стыдом и вместе с тем со странной нежностью вспоминаю свои растущие без спроса одуванчики. Немцы – народ формальный. Заходишь в подъезд, а на двери табличка: “Герр инженер такой-то”. В объявлениях о его докладе мужа называют герр профессор доктор. Ему полагается почёт и уважение, и поэтому показать нам очаровательный город Бамберг поехал не один герр профессор доктор, а целых три, и мы ехали на двух машинах: в одной везли мужа, в другой – меня. Машину ведут аккуратно, дорогу переходят только на зелёный свет. Что обещали, то делают, причём в очень точно расписанной манере. Большая часть тех, с кем мы тут сталкиваемся, люди очень милые, хорошо образованные и весьма предупредительные. И вот тут-то, как ни странно, и начинаются мои страдания. Я никак не могу уместить в своей голове, понять, осмыслить, почему их отцы и деды сжигали людей живьём, почему они превращали женщин в дым крематориев, расстреливали маленьких детей и стариков. Эпизод с тремя милейшими профессорами в двух машинах произошёл в Байройте, городе Вагнера, который Гитлер удостаивал особой любовью и который был его оплотом. Протестанты, так любимые нами в Америке, в Германии в большинстве своем поддерживали Гитлера.” “Если всё это отбросить, Германия – страна очень интересная для туриста, с игрушечными, пряничными городками – красные крыши, в центре кто-то поднял за шпиль и воткнул церковь, всё очень чисто, ухожено, красиво. Жизненного пространства хватает, огромные леса, обширные поля, широка страна моя родная. Хочется отойти от бесконечной темы войны, поэтому замечу следующее. Германия...
Прочитайте большеИсландия
Эта маленькая страна с населением в 329,000 меня давно интересовала. Когда-то в юности я глотала книги с невероятной скоростью и была абсолютно всеядна. Вот тогда я и прочла книжку “Исландские саги” из “Литературных памятников”, из имен запомнила только Эрика Рыжего, основателя первого поселения в Гренландии, но заинтересовалась этим суровым маленьким народом. О путешествиях за рубеж я в то время даже мечтать не могла, а когда все стало возможным, очередь Исландии не доходила довольно долго. Наконец-то побывав там с мужем летом 2015 года, я решила, что теперь надо ее посмотреть зимой, попробовав при этом ухватить за хвост северное сияние. Теперь у меня есть впечатления об Исландии во время двух противоположных сезонов, и я попробую ими поделиться. Исландский язык принадлежит к скандинавской группе германских языков. Страна крошечная, никто, кроме исландцев, на этом языке не говорит, но это не изолирует их от большого мира. В школах обязательно изучение датского и английского языков, американские фильмы и новости широко показываются по телевизору, причем их не дублируют, а субтитрируют, люди слышат английский язык с раннего детства, и поэтому им владеют практически все. Исландия — не самая известная из европейских стран, и поэтому я хочу очень коротко рассказать о ее истории. Ее нанесли на карту Европы шведские викинги, а первое поселение на острове было построено норвежцем в 874 году. Хотя и до этого и после туда добирались и другие скандинавы, а также ирландцы и шотландцы, связи с Норвегией были необычайно сильны. Продвигались новоселы быстро, и за 55 лет все пригодные для земледелия участки были расхватаны, и в стране была создана ассамблея – вполне демократический орган для законодательства и управления Исландией. Как бы мы ни относились к скандинавам, этим нельзя не восхищаться, и остается только жалеть, что, несмотря на викингов, “это нам не привилось”. Увы, скандинавы тоже люди, к тринадцатому веку началась междоусобица, государство ослабло, и в результате с 13 до начала 19 века Исландия принадлежала Норвегии. В начале 19 века она отошла к Дании, относительно независимой страной стала только в 1918 году, а парламентарной конституционной республикой в 1944. Исландцы всегда были замечательными мореплавателями. Мало кто знает, что первым до Северной Америки добрался не Колумб, а почти за 500 лет до него до Ньюфаундленда доплыл исландец Лейф Эйрикссон, кстати, сын того самого Эрика Рыжего. Ну и семейка! Туризм приносит Исландии немалые деньги, а количество туристов, которые благодаря умной политике приезжают в страну ежегодно, в три раза превышает ее население. Исландия – очень юная страна для Европы, сравните ее возраст с возрастом Греции или древнего Рима, поэтому путешественников привлекает туда не история, а ее геологическая молодость, следствием которой являются вулканы, гейзеры и горячие источники, ее расположение на Срединно-Атлантическом хребте, ее фьорды, ледники и утесы, ее звери и птицы. О птицах я напишу ниже, а на этом снимке милые исландские лошадки, маленькие, разноцветные, очень сообразительные и дружелюбные. Не так давно кто-то гениальный придумал продавать северное сияние, и в сырую, темную и холодную Исландию зимой потянулись обнадеженные туристы. Исландская авиакомпания IcelandAir организует вполне доступные по цене экскурсии в Рейкьявик, и переполненные самолеты, в которых, кстати, кормят только за деньги, летят в гостеприимную страну, где все очень дорого, но люди приветливы, в ресторанах подают свежайшую рыбу и баранину, и где есть что посмотреть в любое время года. Северное же сияние – явление капризное, за несколько дней может и не повезти. Темнота – только одно из необходимых условий, нужно еще чистое небо и, главное, солнечная активность. Из этих условий зимой гарантирована только темнота, в самые короткие дни года светло будет всего пару часов. Чистое небо, по моему личному опыту, в дефиците, солнечных дней мало, с неба очень часто что-то сыплется, так что, если вы прилетели сюда на несколько ночей, северное сияние можно и не увидеть. Оно стало большим бизнесом, на интернете легко найти вероятность его появления в любую ночь в любом месте Исландии, и если вероятность плохая, вас никуда не повезут. Если она хорошая, это все равно еще не гарантия, но сам выезд ночью куда-то в темноту, где в небе огромная луна и видимо-невидимо звезд, а ночной пейзаж незнаком и полон тайны, по-моему, тоже увлекателен и прекрасен. Стоит ли Исландия зимней поездки вне зависимости от капризной aurora borealis? По-моему, стоит, и я попробую доказать это моими зимними фотографиями, как я надеюсь доказать летними снимками, что Исландия хороша и летом. Я принадлежу к числу тех ненормальных путешественников, которые считают, что неинтересных мест на земле не так уж много, что все зависит от нас, от нашего восприятия и умения видеть. Если вы за всю жизнь можете посетить фьорды только в одной стране, то между Норвегией и Исландией я бы безусловно выбрала Норвегию. Но это не соревнование, и даже если Исландия проигрывает по живописности фьордов, она обязательно выиграет в чем-то другом. Мои две поездки в Исландию были очень разными, и...
Прочитайте больше
Свежие комментарии