Вена

Вена – это город, в котором начиналась вторая половина моей жизни. Некоторые мои читатели прошли через неё в разные годы и в разных направлениях и, наверное, многие воспоминания и ощущения, даже если мы их не обсуждали, у нас общие. Я никогда не забуду странный коктейль эмоций, серьёзных и совсем мелких: радость от того, что мы в “свободном мире”; растерянность; ещё почти непросохшие слёзы от прощаний на перроне Минского вокзала; надежда; невероятно чистые и блестящие витрины; неловкость от того, как плохо я смотрюсь в своём советском нарядном рядом с элегантными венскими дамами; и смешные наблюдения, например, как похожи многие венцы на своих собак. Ещё вчера был Брест, и последний взмах руки нашим последним провожающим (дорогие, я помню всё: и наши разговоры, и то как я, ничего не соображая, заполняла какую-то анкету, и друзья диктовали мне мою фамилию чуть ли не по буквам; и как они выносили горшок младшей дочки, нарушив при этом границу, а потом предложили этот горшок таможенникам, которые от него в ужасе отказались, и мы потом шутили, что могли вывезти целый горшок бриллиантов; и как в поисках несуществующих сокровищ гоняли игрушечного медведя туда-сюда, туда-сюда). Ещё я помню ощущение полной зависимости от воли любого ничтожества в мундире и свою вечную боязнь, что вот сейчас меня унизят, oскорбят, а я не сумею защитить то незаметное, никому, кроме меня, не нужное, но для меня невероятно важное — моё, извините за громкую фразу, человеческое достоинство. И тут же, на смешной ноте, политическая демонстрация нашей маленькой дочки, которой ещё не было трёх лет: мы ещё не в вагоне, но уже за чертой, в каком-то загоне, мы и группа таких же как мы “граждан отъезжающих”, и вдруг она громогласно заявляет: “Я не хочу уезжать”, и все изменники родины разражаются нервным, почти истерическим смехом. Мы, как и все уезжающие в те годы, были очень ограничены в средствах: $100 на человека, $600 на шестерых, да и наша команда (двое детей, двое родителей) накладывала на нас огромную ответственность. Люди, которые уезжали молодыми и ничем не обременёнными, наверное, даже не понимают, каким грузом эта ответственность лежала на моих плечах. Эмигрантам, по, как оказалось, вполне оправданным слухам, приходилось туговато в Италии, и большинство людей везли вещи на продажу. Я не буду касаться странного ассортимента вещей, которые входили в этот список, от заводных игрушек до фотоаппаратов, от льняного постельного белья до, в нашем случае, прекрасных прибалтийских гравюр, которые я припрятала от мужа, сообразив вовремя, что у нас ещё будет другая, американская жизнь, и которые теперь украшают стены нашего дома. На нашу беду в письмах из Вены и Рима люди писали, что хорошо продаются кубинские сигары. О, эти письма, которые не читались, а изучались, и советам в которых следовало подчиняться, как законам природы. На свою беду, мы в Москве наткнулись именно на сигары и купили 10 пачек “Ромео и Джульетта”. Должна сказать, что если бы нам, не дай Бог, пришлось зарабатывать на жизнь торговлей, то даже Боря (мой муж) бы в этом не преуспел, а я бы уж точно жила под мостом. Поэтому в первый же день, прогуливаясь по Вене, мы, заметив, что в магазинах эти сигары стоят очень дорого, выработали гениальный план. Мы (точнее, Боря) стали заходить в табачные киоски и предлагать им сигары задёшево, лишь бы быстро от них избавиться (Боря) и сохранить всё то же, вы угадали, человеческое достоинство (это уже я). Я, кстати, его так яростно сохраняла, что ни разу не была в Риме на знаменитом рынке Американа, где все эмигранты продавали свои вещички, и ни разу не проехала зайцем в транспорте ни в Вене, ни в Италии, хотя нам все объясняли в Италии, что контролёр просто со словами “Руссо идиотто” высаживает зайцев из транспорта, ничего страшного. Я отказывалась приобретать этот почётный титул, предлагала всем ехать за деньги, на что Боря наложил вето, и билет, пробивающий брешь в нашем бюджете, брали мне одной. Я испытывала чувство вины, но не сдавалась, мне это давало ощущение какой-то нормальности и подтверждало моё чёткое понимание того, что не всё дозволено. Но я отвлеклась. В табачных киосках нас вежливо благодарили, но от сигар отказывались. Никто не сказал нам, глупым простофилям, что на продажу табачных изделий существует государственная монополия, и что мы нарушаем закон. Контрабандисты, т.е. мы, не сдавались, и наконец-то нашли добрую сочувствующую душу. Душа была мужского рода и сказала, точнее сказал Боре придти к нему на следующее утро с сигарами. Меня добрый человек не видел. На следующее утро мы пришли в назначенное время с сумкой сигар к табачному магазину, и тут на меня нахлынуло одно из моих знаменитых в узком кругу моей семьи предчувствий, которые я не могу объяснить, но к которым всегда стоит прислушиваться. Я попросила Борю оставить сумку мне и зайти внутрь с одной пачкой. Боря на меня посмотрел, как на тихо помешанную, но послушался. Дальше...

Прочитайте больше