Санкт-Петербург

  Эти начала писать эти заметки несколько лет назад, но выпускаю их в свой блог только сейчас.. Писать о моей бывшей стране обитания мне всегда трудно. Я не хочу обидеть неточной фразой живущих там людей, но не хочу и врать, ведь лакировщиков действительности хватает и без меня. Очерк в результате получается более субъективный, более личный, более заинтересованный и, конечно, более пристрастный. Сейчас в России я уже турист, а турист никогда не видит всего, но я старалась честно описывать увиденное и трактовать его тоже честно, в соответствии с моим взглядом на мир, даже если это уже взгляд издалека. С Ленинградом (не потому, что я люблю Ленина, а потому что он тогда так назывался) у меня связано много детских и юношеских воспоминаний. В этом городе жил старший брат моей мамы, мой дядя Хоня. У моего религиозного дедушки было шесть детей, но только его старший сын соблюдал все ритуалы и обряды требовательного иудаизма. Дядя Хоня носил тюбетейку и, работая главным бухгалтером большого судостроительного завода, умудрялся соблюдать субботу тогда, когда у всей страны был один выходной в воскресенье. По субботам он «ходил в банк». По всей видимости он был хорошим бухгалтером, и ему это сходило с рук. Жил дядя Хоня на улице со смешным названием Союз Печатников и в синагогу ходил пешком. Мои первые детские ленинградские впечатления были не слишком радостные. Дядя Хоня с женой и четырьмя детьми жил в коммуналке. Мы тогда тоже жили в коммуналке, но у нас была только одна соседка; здесь же соседей было видимо-невидимо. На кухню я заглядывала нечасто, но помню темную группу женщин, помешивающих и охраняющих свои кулинарные шедевры. То, что моя религиозная, покрывающая голову тётя Сарра в это толпу не вписывалась, я чувствовала печёнками даже в шесть лет. В туалеты, по-моему, очередь стояла всегда. Мои двоюродные по возрасту годились мне в родители, и визиты моей семейственной мамы с маленькой мной проходили довольно скучно. Потом я подросла и в 14 лет приехала в Ленинград в гости одновременно с моим братом. Что и говорить, мой брат был отличным экскурсоводом. Он хорошо знал город, а там, где сомневался, наверняка мог пустить в ход своё богатое поэтическое воображение. Он водил меня по Ленинграду и показывал его так, как его надо было показывать такой книжной девочке, которой я была да, наверное, и осталась (хотя до сих пор ко мне применимо только прилагательное, а существительное как-то незаметно и плавно перешло в совсем, совсем другое). В особняках на Английской набережной (ах, первый бал Наташи Ростовой), в узких Петербургских дворах-колодцах (ох, Раскольников), всюду жили, любили, смеялись и страдали литературные герои. По Мойке ходил Пушкин, ах, одного Пушкина было достаточно, чтобы я влюбилась в этот город. Мне никогда не хотелось быть москвичкой, мне хотелось быть ленинградкой. Я бегала в моем родном Минске на лекции искусствоведов из Эрмитажа, и мне казалось, что живи я в Питере, я бы из Эрмитажа просто не выходила, ну разве что поесть да поспать. С Пушкиным у меня бывают рецидивы и сейчас. В свой последний приезд я ходила по Летнему саду и читала про себя строфы из Онегина, и мне было жалко, что я одна и не могу прочесть их кому-то, кто скажет мне: «Как это замечательно». Я приезжала в Ленинград ещё много раз. Я умудрилась отморозить себе щёки в зимние каникулы, а в Эрмитаже у меня появились любимые залы, и в каждый приезд я уже легко находила дорогу и к Рембрандту, и к импрессионистам. У меня появились любимые улицы, любимые маршруты, любимые городские пейзажи. Моё высшее практическое достижение, связанное с Ленинградом, состоит в том, что однажды мне удалось пожить там не просто в гостинице, а в гостинице Астория возле Исаакиевского собора, не в том крыле, где Англетер, печально знаменитый безвременной кончиной Есенина, а в том, где сплошная антикварная мебель, и бархатные обои, и умопомрачительные вазы. Моим основным опытом в смысле отелей в то время была не к ночи будь помянутая гостиница в Солигорске, а тут Астория. Попала я туда по милости моей начальницы, которая защищала в Ленинграде диссертацию. Я к этой диссертации ручку, скромно говоря, приложила, и меня взяли с собой то ли из благодарности, то ли на случай трудных вопросов. Трудных вопросов не последовало, и это была единственная роскошная командировка в моей тамошней карьере, когда не надо было идти в номер после ночного машинного времени через строй пьяных шахтёров, и когда никто не высаживал дверь моего номера с криком: «Я тебя трогать не буду, я только поговорить хочу». Мы поехали прощаться с Ленинградом в 88-ом, перед отъездом в Америку, когда казалось, что вернуться туда уже не придётся никогда. Сохранились фотографии той поры, когда, как математически пошутил наш остроумный друг обо мне: «Мара вся ушла в погрешность». Я там действительно вся длина без ширины, мне отъезд давался трудно, и с Ленинградом я тоже прощалась эмоционально, как...

Прочитайте больше